Время не властно - Страница 11


К оглавлению

11

Алан показал ей стойла, где стояли лошади, на которых ездили просто для удовольствия, и предложил выбрать себе любую, какую она пожелает, кроме его личной лошади, Лютика.

Когда они возвращались назад к стойлу Алмаза, Дороти спросила:

— Вы не обидитесь, если я попрошу вас уйти? Я предпочитаю познакомиться с ним сама, на это требуется время.

На самом деле ее не привлекала перспектива работать на глазах у Алана, который станет придирчиво следить за каждым ее движением. Его присутствие действовало ей на нервы, а она знала, что лошадь сразу почувствует ее волнение. Дороти увидела, как на загорелом лице Алана промелькнула неуверенность.

— Да, обижусь, — начал Алан, — но…

— Я знаю, вы не верите до конца, что я сумею что-либо сделать, — перебила его она. — Это ваше убеждение преобразуется в отрицательную энергию, а из моего опыта общения с лошадьми класса Алмаза я знаю, что они в высшей степени чуткие существа. Он может непредсказуемо повести себя.

Алан криво усмехнулся.

— Вы не дали мне закончить. Вы правы, настроен я довольно скептически, но все потому, что отзывы, которые я о вас слышал, очень похожи на сказки, а вы в них выглядите колдуньей, наводящей на лошадей чары…

Дороти открыла рот, чтобы возразить, но он жестом остановил ее.

— Дело в том, что я в безвыходном положении. У меня нет ни времени, ни выбора, и терять мне нечего, а выиграть я могу все, если только позволю вам действовать на свой страх и риск. Я не стану мешать и предоставлю вам полную возможность наводить свои чары, — сказал он и с улыбкой добавил: — Я нисколько не хотел вас обидеть.

По телу Дороти пробежал сладкий трепет. Интересно, знает ли он, какое впечатление производит его улыбка?

— Спасибо, я ценю вашу откровенность, — сказала она. — Я уверена, что все истории, которые вы слышали, сильно приукрашены. Я тоже буду с вами откровенна. Со многими лошадьми мои методы себя оправдывают, но были у меня и неудачи. В каждом конкретном случае есть свои сложности, каждое животное уникально, — продолжала Дороти. — Я не гарантирую, что смогу найти «магическое» средство для Алмаза. Но чем быстрее я начну, тем лучше.

— Замечательно. Вам и карты в руки, — кивнул он и удалился неторопливой походкой.

Дороти несколько раз глубоко вздохнула и повернулась к Алмазу. Она открыла дверцы стойла и остановилась, изучая крупный корпус лошади, восхищенно отмечая четкость линий и классическую правильность сложения. Ощутив чужое присутствие, Алмаз повернул голову и посмотрел на нее. Дороти достаточно было один раз взглянуть ему в глаза, чтобы убедиться, что перед ней чрезвычайно умное животное. Природное любопытство заставило его сделать по направлению к ней несколько шагов, и когда Дороти протянула вперед руку, он фыркнул ей в обращенную вверх ладонь, затем повернулся к висевшей рядом корзине и принялся жевать сено.

— Ты славный парень, — сказала негромко Дороти, вошла в стойло и обрадовалась, что Алмаз не прекратил есть, только бросил на нее беглый взгляд.

Дороти приблизилась к лошади и погладила ее по шее, позволяя ей привыкнуть к своему присутствию. Несколько минут спустя, она положила обе ладони на его мускулистое плечо и принялась подталкивать его назад, к стене, отмечая, как он сопротивляется и отходит в противоположную сторону. Усилив нажим, она придвинулась к нему и почувствовала, как напряглись его мускулы, и в ту же секунду Алмаз взбрыкнул левой задней ногой. Дороти успела быстро шагнуть назад и, ласково заговорив с лошадью, снова начала гладить ей шею.

Ее обнадеживало то, что ее присутствие и действия не слишком беспокоили его. Она проделала еще несколько менее значительных опытов, стараясь удостовериться, что он не подвергался плохому обращению, но реакция лошади на ряд резких движений не дала ей повода сделать такой вывод.

Зато когда Дороти еще раз попыталась подтолкнуть его к стене, он снова заволновался, что она определила как симптом слабо выраженной клаустрофобии.

Она осталась в стойле еще на полчаса, успокаивая лошадь и позволяя ей привыкнуть к своему голосу, запаху и прикосновениям, потом вышла и еще немного прошлась по территории конюшен. В дальнем конце она заметила Алана, который разговаривал с кем-то из персонала. Не желая мешать, она повернулась, вышла через ворота и по тропинке зашагала вверх к дому.

Солнце уже начало свое восхождение по небосклону, становилось жарко. Заглянув на кухню, Дороти почувствовала дразнящий запах свежеиспеченных булочек.

— Доброе утро! — приветствовал ее стоящий у мойки Норман Латимер. — Угощайтесь кофе, — предложил он. — Берите на столе булочки с отрубями. Алан, видимо, водил вас на экскурсию?

— Да, — ответила Дороти. — У вас здесь превосходные условия, — сказала она, наливая себе кофе.

— Спасибо. Но это целиком заслуга Алана, — произнес Норман, исполненный отцовской гордости. — С тех пор, как он десять лет назад принял на себя руководство, он вкладывает в дело всю душу, и вот — добился нынешних результатов. Но если хотите знать мое мнение, он уж слишком много работает и почти не позволяет себе отдыхать. Мы с матерью надеялись, что его брак с Этель все изменит, и на какое-то время так и случилось…

Норман запнулся и склонился над мойкой, словно сожалея о своих словах.

— Должно быть, после ее гибели он чувствует себя опустошенным, — сказала Дороти, надеясь, что Норман продолжит рассказ о сыне. Но он вместо этого сменил тему.

— Полагаю, вы уже познакомились с красой и гордостью наших конюшен?

11